занимательней Рабле за сегодняшний вечер, плавно переходящий в ночь, только статья в Википедии про готов.

пора бы возненавидеть месяц май. то Путин президент, то жара за тридцать, то егэ, то обнадежат и пошлют, то пиздострадания и отожранные после зимы щеки.

Сегодня после литургии посреди храма поставили две скамейки и внесли гроб. В золотом, с голубыми цветами.
Часто я встречаю гробы в последнее время. Из близких родственников у меня есть только родители — но всё равно что-то заставляет меня писать этот пост.
Вот так живешь, ешь, философствуешь, как-то оправдываешь своё существование, а потом тебя кладут в ящик и закрывают крышку (в золотой, прости Господи, нет ничего отвратительнее золотого гроба с голубыми цветами!!!).
А самое тошнотворное, что сколько бы смертей я не видела и не переживала (не так уж много, на самом деле), я так и не научилась ценить жизнь и своих родных.
И мое самое главное желание, которое я бы попросила у джина из лампы или золотой рыбки: чтобы мне никогда не пришлось отпевать своих родителей. Впрочем, отец не крещен.

"Для того, чтобы вылечиться, должно быть желание вылечиться".

То неловкое чувство, когда все чаще видишь тех, с кем в детстве возился в песочнице, с колясками, а у самой еще не было "сурьёзных отношений".
И нихера толком не было.
У соседки за стеной детский плач — при том она на два года меня младше.
Блядская фраза — "То неловкое чувство" — фраза, мою жизнь характеризующая.
А мне чё, мне нахрен не надо. У меня филология. Просто чувство "неловкое".


Читая записи того года: 22 июня, шок ахтунг дипрессия, но лютое желание ЖИТЬ.
Где оно теперь? Мне всегда было грустно, больно, я всегда ныла, сколько себя помню, что все не так и все плохо, но мне хотелось ЖИТЬ. Мне было интересно жить. Проходить через все эти интриги/встречи/страдания, боль, "играть на века".
Теперь я ничего не хочу. И от этого мне страшно. Я разлюбила себя, как внешнюю так и невнешнюю, я не нахожу в себе сил даже на любимое дело, Я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ.
Я ничего не хочу, кроме как лежать на кровати и изредка пролистывать планшет.
Лежать, спать. Может быть, плакать.
Должно быть, я сверхличные вещи сейчас пишу, отчего сторонним читателям может стать не по себе. Их проблемы — так всегда звучал принцип ЭТОГО дайря. Рукописный я с января забросила (велся со 2ого класса с перерывами) — очевиднейший признак того, что мне перестало быть интересным всё.
Должно быть, я правда по уши влюблена в свои страдания и не умею расстаться с ними. Должно быть, в моей природе жить как говно.

Сегодня я впервые за долгое время прокатилась на велосипеде.
А еще, Элен переехала в Новогиреево,в очень отдающую Совком квартиру. И очень атмосферно на фоне мая, обшарпанных стен, белых шкафчиков и яркой скатерти готовила блины.
А её бойфренд за все время даже глаз ни разу не оторвал от ноута.

Мать сегодня с таким упоением (впрочем, как и всегда) парад смотрела и вспоминала своего отца, что мне стало даже стыдновато за свой снобизм.
Впрочем, мнения я не поменяла (читай контакт или фейсбук).

А впрочем, возможно, я лукавлю теперь:
Возможно, сейчас я хочу кататься на велике и читать тексты 18 века.

«фишка в том, что сын полковника КГБ спит с адмиралом британской армии».

В майские невозможно пойти в Ленинку, никого не встретив.

спустя сутки домой придя задаюсь одним вопросом: нахуй так жить?

Я — идеальные уши для шестидесятилетних военных офицеров в отставке и с бодуна.

От черно-рыжего в глазах рябит, от духа псевдопатриотизма тошнит, дамы на "А" — Алсу и Аракси — сегодня милейшие. Удивительно, судьба наших с Алсу роз мистически/комически схожа!
Поняла, что теперь тошнить хочу от одного вида Ленинки. Сегодня, например, я сидела в тамошней столовой и распевала песню Псоя Короленко (матерную). Пока буду писать дома (все книги, кроме писем из собр.соч., есть) или в Историчке/Иностранке. А писать-то, ять, надо

Думаю сейчас о том, как меня бесит контакт и как я меньше хочу там сидеть. Я стрессую от социальных сетей и, кажется, родилась не в ту эпоху.

В городе Т. на ряду с безудержным филологизмом сосуществовало беспробудное пьянство, начатое нами еще в пределах московской области в вагоне-ресторане (там же, собственно, и завершённое) и сопровождавшееся такими штуками, как, например, походом ночью на кладбище на могилы Лотмана, Протасовой, Булгарина (и священниа Богданова, что "не работал"), откровенными разговорами (порою чересчур) и спорами об устройстве нашего факультета, поэмах Байрона и о волосатости ног русских писателей.
Короче, на Др я проснулась уже с бодуна.
И каждое утро хотелось смеяться в голос и восклицать: "**твою мать!".
Весь Др я забывала, что у меня Др, хотя меня задарили цветами (в том числе девочка Катя, подруга Алсу, знавшая меня 2ой день), с которыми пришлось повозиться и которые особенно болезненно было оставлять, уезжая, и, наконец, которые так четко иллюстрировали финал пастернаковской "Вакханалии" (особенно с утра, после того как почти весь народ завалился в наш с тишайшей аспиранткой Настей номер).
К слову, по моему докладу снова ничего почти не сказали. Так завелось отчего-то, что высказываются только на родине, а на чужбине не высказываются. Был задан вопрос — по замечанию коллег — резонный, однако, привычный мрак после (как и перед) Др на меня напал, так что чересчур внятно я отвечать не потрудилась.
С мраком у меня беда какая-то, но это уже совсем отдельная тема отдельным постом — и не знаю, стоит ли. Если коротко: мне 20 лет, и жизнь не такая, как я о ней думала. Я не такая, как я о себе думаю и какой представляла, что буду.
Всё не так.
Моё утро 25 апреля началось с просыпания, сообщения Маши на фб и коммента Константина Михайловича, который своим, кажется, шутливо-издевательским оттенком "сделал мой день". И тогда я радовалась, потому что нельзя было не радоваться.
Вечером 24 апреля до первого коктейля ("кусок лета в стакане") я думала о том, что показали бы мне в 16 меня в 20, я предпочла бы не доживать до 20.
И утром 26 я уже думала так же. Но как упоительно было вечером и ночью на 27ое, чёрт возьми!
Мне 20 лет. ПОТОМ бывает только НИКОГДА. Любовь — имя собственное. Жизнь архискоротечная.
Но в общем и целом теперь мне (пока еще) очень хорошо. Мне хорошо в сравнении с ушедшей адской зимой. И я вновь хочу ощущать жизнь, а не подобья, мб потому, что наконец-таки весна наступила. С другой стороны — у весны свой запах...
Да и уж лето почти.
Настойчиво провожая Нику, познакомилась с двумя милыми эстонцами, у которых она жила. Говорили про Тарту, Таллин и Москву. Так раскритиковала последнее и Совок, что, кажется, они вполне могли подумать, что я ненавижу Россию. В столице и вправду теперь тошнотворно. Кажется, с каждым годом полосатости все больше. Кажется, скоро асфальт красить полосатым начнут. И Красная перекрыта с Манежкой. А нет бы — те же деньги и тем немногим ветеранам...
Продолжая тему Тарту: не решившись отчалить с последнего дня и покинуть Машу во имя Сумарокова и "обещаний" Немзера умереть (!!!) из-за нашего безделья, на секции по "диджитал хьюмэнитиз" ощущала себя заскорузлым долдлном. Не сказать, чтобы это меня сильно парило, (особенно после разговора с Алсу да и вообще меня многие вещи после многих диалогов перестали потом парить), но не покидают мысли о "рамках", которые мы задаём своему мышлению, о которых мы так упорно говорили с Петей на кладбище под вискарь. Впрочем, кажется, Аслу бы и тут разубедила меня.
Лимит гуляния по ночам в сравнении с Таллиным почти_исполнен, тогда как лимит пьянства в сравнении с ним скорее перевыполнен. Впрочем, иначе и не могло быть.
Я очень люблю всех, кто упорно в эти дни пьянствовал со мной, а также радовал меня, веселил, просвещал, поддерживал и сносил моё нытье (особенно — милая Вика).
Мне бы на каждый Др хотелось быть в Тарту, только боюсь, что милая традиция свечей-тортиков быстро приедается окружающим, да и вообще, мне кажется, что в году грядущем меня пошлют к чорту из-за моих "проблем с дикцией" (что подтвердил бы, быть может, АС, визуализировавшийся в моей голове при этом откровении) да и не только.
И я вновь и вновь обещаю себе измениться. И другой приехать через год.
Проездом из Тарту в Москву были с Машей пару часов в городе Пскове. Признаться, я не соскучилась хD

Красная роза, красные сигареты, красная зажигалка, которую мне не вернули, с оттенком в красное лак и серьги, красная книга, с оттенками красного зеркальце и открытка, что подарила Злата...

Плитняк раскалялся, и улицы лоб
Был смугл, и на небо глядел исподлобья
Булыжник, и ветер, как лодочник, греб
По лицам. И все это были подобья.
<...>
Тут жил Мартин Лютер. Там — братья Гримм.
Когтистые крыши. Деревья. Надгробья.
И все это помнит и тянется к ним.
Все — живо. И все это тоже — подобья.
1916

Розы расцветают,
Сердце, отдохни;
Скоро засияют
Благодатны дни,
Все с зимой ненастной
Грустное пройдет;
Сердце будет ясно;
Розою прекрасной
Счастье расцветет.

Розы расцветают —
Сердце, уповай;
Есть, нам обещают,
Где-то лучший край.
Вечно молодая
Там весна живет;
Там, в долине рая,
Жизнь для нас иная
Розой расцветет.
1815

и само напрашивается
Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.

Там где эллину сияла
Красота,
Мне из черных дыр зияла
Срамота.

Греки сбондили Елену
По волнам,
Ну а мне — соленой пеной
По губам.

По губам меня помажет
Пустота,
Строгий кукиш мне покажет
Нищета.

Ой-ли, так-ли, дуй-ли, вей-ли, —
Все равно.
Ангел Мэри, пей коктейли,
Дуй вино!

Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.
1931


: И всё-таки: каааак поёт Алина Сергеевна....
— 2: Эншульдигунг, что давно не гружу фотки: они на планшете, и это выходит в полжизни.

Из городов Т. невозможно уезжать. А тем не менее — весна, весна. Я в Москве. Здравствуй, новая я, здравствуй, старая боль. Но в эти дни было ахуенно.