Вновь ощутить твоё тело под пальцами — так скрипка ложится в футляр.
Так отлитый металл безукоризненно входит в свою форму.
Пальцы мои держат оголённый провод
Любовь моя!
я хочу не проснуться очень и очень давно.
Я не хочу слушать, что мне говорят, оттого не могу ни с кем делиться. Ты говорил мне, что теперь у меня не один, ты не был одним, вас не было даже двое или трое, но ты единственный. Но тебе это не нужно, для чего же было взращивать во мне стремление доказывать свою преданность
если и она
тебе не нужна.
Я радуюсь, когда у меня получается плакать. Когда отходят от тупого онемения скулы, когда после болевого шока просыпаются эмоции. Всё, что снаружи меня, давно омертвело под болью, затвердело и исказилось от беспрерывного увечья. Но спицы искусно проникают внутрь, протыкая корки шрамов и ссадин, стремятся к тому живому, из чего ещё можно пустить кровь. И эта плоть пронизывается, глубже и глубже, и ручейки крови бегут, бегут, и новые и свежие, и отзываются живые нервные окончания. И боль моя остра, как ожог, как распылённый болончик, режет глаза и лёгкие, режет внутренности, но я не слепну, хотя мне так хочется потерять память и лишиться зрения, чтобы больше никогда не терзаться твоею женственной красотой.