Много слишком всего происходит, иду вперёд, охотно отдаю себя другим, сколько могу. Переехали. Делаю вид, что всё хорошо в надежде, что "казаться" станет "быть". Пустота не затягивается и тоска тоже, но, кажется, с ней меня научили жить. Хотя всё ещё ощущаю себя больной и не предвкушаю скорого выздоровления, Филипп, психотерапевт, и некоторые друзья меня хвалят. Машино соседство мешает унывать. Плачу и вспоминаю всё, когда она уходит, но с ней нормально. Пока основное внимание сосредоточено, пожалуй, на благоустройстве быта.

Встречалась в сентябре с двумя парнями очень разными— очно, так сказать, а с третьим — виртуально. Двое из них — И.. А третий — А., тот, что на Октоберфесте 2012 года в клубе "Москва" высмотрел меня в толпе, после чего разыскал в контакте, и только в августе этого года мы связались вновь, уже с моей подачи. Романтичная, ни к чему не приведшая история. Тогда его напрягло, что я школьница — какой же критинизм, прости Господи, и незнание Уголовного кодекса РФ — ведь всевозможные «согласия» были в то время, в одиннадцатом классе, мной достигнуты. Бред. Но всё равно это ни к чему не привело — сейчас — по своим причинам, а тогда — из-за его критинизма потому что мне не особо были нужны парни. Честно говоря, ничего вообще не чувствовала. И не чувствую. И даже на концерте Жаб не было привычной радости, даже на "Сокольниках". Слушаю её по кругу, вроде как радостно, но вроде как и никак. Потеряно, проиграно. А "Девятнадцать семнадцать" — так и вовсе гимн моих последних рухнувных надежд. Но соль даже не в этом. Будучи музыкой любви, они и без любви моей приносили мне радость. А теперь я будто бы ничего не чувствую за слоями вселенской усталости и мучительного опыта. Почти. Или совсем.